Пуля для комиссара

29 октября 2008. Разместил: kuybish

Говорят архивы НКВД

Об авторе:
Георгий Спевачевский, журналист, в прошлом член Самарской город-ской комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, член редколлегии многотомной «Белой книги» памяти политзаключенных, изданной в Самаре, на примере одной судьбы рассказывает о тех временах, когда тысячи безвинных людей пали жертвой кровавого политического террора, развязанного в 30-х годах. Посвящается Дню памяти жертв политических репрессий, который отмечается 30 октября.

...Через Самару Киров проезжал вечером. Афанасий Артемьевич вышел на перрон и направился к концу платформы. Настроение было приподнятое, наполненное радостным ожиданием предстоящей встречи с Сергеем Мироновичем, в котором он, Никулин, просто не чаял души. А вокруг разливалась весна. Шел 1934 год.

Скорый поезд Москва-Ташкент прибыл точно по расписанию. Последним в составе шел служебный вагон. Мягкий свет пробивался из зашторенных окон салона. Афанасий Артемьевич заспешил к вагону, но из тамбура вышел начальник охраны НКВД и решительно преградил дорогу. Обидно-официально сказал:
- Товарищ Киров спит, просил не беспокоить.

Эти слова, как хлыстом, ударили по лицу. Заливаясь краской стыда, Никулин пробормотал что-то извинительное и пошел прочь. Неужели Мироныч не захотел встретиться с ним? Ведь их двоих связывало так много! Киров выдвинул Никулина секретарем Ленинградского обкома ВКП(б), они вместе так дружно работали, поднимали транспорт, трудились, не жалея сил... И вот такая встреча. А может, и вправду Киров отдыхает, направляясь в свою трудную командировку в Среднюю Азию?
И все же какое-то тяжелое предчувствие обступило Афанасия Артемьевича, сжало сердце, выбило из колеи. Что-то недоброе зависало над ним, над всей его жизнью. А начиналась она таким восхождением!

Возвращаясь домой, начальник политотдела перебирал в памяти свою судьбу, словно листал странички своей биографии.
Родился он в семье паровозного кочегара. Рабочая косточка была заложена в нем прочно и навсегда. Мальчишкой пошел работать в депо, поближе к отцу. В 1918-м году вступил в партию большевиков, воевал в граждан-скую, потом опять вернулся на железную дорогу, был комиссаром участка. В двадцать третьем году стал заведующим отделом дорпрофсожа в Харькове. В двадцать восьмом был переведен в Ленинград, на должность уже председателя дорпрофсожа. Тут его и приметил Киров. В начале 31-го года Никулин был избран секретарем обкома по транспорту. А потом...

Потом что-то словно сломалось в его судьбе. Его причислили к троцкистской оппозиции, припомнили дискуссию о профсоюзах, которая в свое время проходила в партии. Хотя он всегда стоял на большевистских позициях. Советская власть была для него такой же дорогой и близкой, как мать родная.

И все же что-то сломалось. Никулина перевели в Самару, на должность начальника политотдела железной дороги. Но это было еще только начало. Он еще не знал тогда, чем это кончится...

Его арестовали 30 августа 1937 года. При обыске на квартире были изъяты: паспорт, партбилет, орден Трудового Красного Знамени, значок «Почетному железнодорожнику», значок «Ударнику сталинского призыва», удостоверение красного партизана, личное оружие – пистолет «браунинг», письма, фотографии и телефонный справочник Ленсовета.

31 августа был произведен обыск в его кабинете, но и там ничего «интересного» для органов НКВД не оказалось.
Над семьей Никулиных опустилась страшная ночь. Их квартиру в доме на улице Фрунзе соседи обходили с опаской. Жена бывшего начальника политотдела Евгения Васильевна и пятнадцатилетний сын Женя тоже ждали со дня на день ареста. Так было принято тогда, в то грозное время. Они не ошиблись, черный для них день тоже вскоре пришел.

А бывший красный партизан давал такие показания.

Из протокола допроса: «Мы совершали большое количество диверсий, готовили террористические акты над руководителями ВКП(б) и Советского правительства, убивали рабочих. Мы предавали советский народ».

Дьявольская пружина следствия раскручивалась стремительно, приводя в действие ужасный механизм репрессий. И вот новые «признания» арестованного Никулина.

Из протокола допроса: «Шубриков дал мне прямые указания о том, что диверсионная и вредительская работа не может служить единственным средством борьбы. Нужно насильственное устранение от руководства Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова. Нужен террор. Шубриков поручил мне подобрать для этого надежных и решительных людей. Я привлек... Был разработан план убийства Кагановича...».

Какая жуткая фантасмагория! Читаю эти документы архива НКВД, и кровь стынет в жилах. Откуда шло все это? Зачем? Но вот и ответ. Он появился почти через 20 лет после тех диких допросов, когда началась реабилитация без вины виноватых. 22 ноября 1956 года бывший начальник 1-го отделения дорожно-транспортного отдела НКВД Алексеев говорил:

- Из центра мы систематически получали ориентировки и копии показаний в отношении должностных лиц, работавших тогда в управлении железной дороги имени Куйбышева. Насколько мне не изменяет память, первичные аресты проводились на основе материалов, присланных из центра.

Да, оттуда, из Москвы, шли на места и страшное благословение произвола, и прямые установки репрессивной политики.

Задается вопрос Алексееву:
- Применялись ли незаконные методы при ведении следствия?

- Нет.

- Тогда почему родственники репрессированных обращались в инстанции с жалобами по этому поводу? Вот их заявления.
- Не знаю, не помню...

А вот что рассказывала в том же 1956 году Ольга Исаевна Поляк, тоже репрессированная, но, к счастью, сумевшая выжить в лагерях НКВД:

- На очной ставке я с трудом узнала Никулина. Голова его была забинтована, лицо опухшее, седой. Он, наверное, не узнавал меня. Но когда следователь спросил его о вербовке, он ответил, что завербовал меня в право-троцкистскую вредительскую организацию.
О подобной очной ставке говорила и Е. Г. Солохина:

- Когда Никулин подтвердил вербовку меня, он заплакал и сказал: «Пойми, так надо...».

Кому надо? Тогда такие признания следствие считало разоружением «врагов народа» перед партией. Под прессом тяжких пыток начальник политотдела оговорил себя и еще более ста человек. В чем они «обвинялись»? Вот некоторые детали из уголовного дела № 7761.

В 1937 году на станции Кряж произошел несчастный случай со смертельным исходом. Помощник паровозного машиниста при следовании поездом ударился о мачту светофора, установленного по ошибке с нарушением габарита. Это было квалифицировано как диверсия с целью убийства рабочих.

В 1937 году на дороге имени Куйбышева случилось 70 аварий и крушений поездов из-за неисправности пути. В стране не хватало шпал, рельсов, и путевое хозяйство находилось в аварийном состоянии. Никулин однажды даже приказал собрать образцы изломанных рельсов, лопнувших от усталости металла, и привез эту коллекцию в Москву, в ЦК ВКП(б). Он настаивал на быстрейшей реконструкции путевого хозяйства, доказывал невозможность внедрения новых тяжелых паровозов при таком убогом состоянии пути. Теперь и это было поставлено в вину – его обвиняли в предельчестве на транспорте (так партийные органы в 30-е годы называли теорию предела технических возможностей подвижного состава, станций и узлов, что препятствовало развитию стахановско-кривоносовского движения на транспорте – ред.). А все аварии и крушения были списаны на «вредительскую деятельность».

Из протокола допроса: «Обработку руководящего состава мы вели на совещаниях. Мы говорили о нереальности заданий НКПС нашей дороге. Начальники служб сразу поняли наши взгляды и в соответствии с этим строили свою работу. Мы втягивали их в обсуждение причин плохой работы дороги, порождали у них неверие в политику партии на транспорте. Я и начальник дороги давали указания партийным работникам ослабить критику хозяйственных кадров, чтобы поднять у них дух».

Беспредельна вздорность этого самооговора, вырванного из человека безжалостными клещами НКВД. Увы, тогда это тоже были «аргументы».

Что мог иметь Никулин против Советской власти? Немногие из тех оставшихся в живых, кто знал этого человека, сохранили о нем добрые воспоминания. Его целеустремленность, оптимизм – все это привлекало к нему людей. В нем что-то еще оставалось от красного партизана, комиссара, и это было тоже привлекательной чертой его характера. Ему не хватало инженерных знаний, жизнь так и не предоставила возможности получить высшее образование, и он переживал это, вдумчиво прислушивался к специалистам. Но зато чего ему хватало с избытком – так это веры в идеалы революции, которой он служил всю свою не очень долгую жизнь.

Никулина расстреляли, когда ему было 45 лет. Вот протокол закрытого судебного заседания под председательством диввоенюриста Горячева от 17 мая 1938 года:

«Виновным себя не признал... Показания, данные на следствии, отрицает... Заявил, что оговаривал себя, а также еще 150 человек... Приговорить к ВМН...».

17 мая 1938 года приговор был приведен в исполнение.

ВМН, высшая мера наказания... Она оборвала в тот роковой день жизнь еще полутора десятков ответственных работников управления железной дороги.

Реабилитация... Она пришла к Афанасию Артемьевичу Никулину посмертно. Но все-таки дожила до этого дня его вдова, Евгения Васильевна. Восемь мученических лет она отбыла в лагерях ГУЛАГа ни за что, просто как жена «врага народа».

...Руины сталинских репрессий. Как неимоверно тяжело нам расчищать их.