Правление.

Петр Карлович Галлер

(Краткий биографический очерк)

...

Умер П. К. Галлер на боевом посту борца за здоровье и жизнь людей: в конце 1919 г. он, во время борьбы с эпидемией тифа, сам заболел сыпным тифом и 20 января 1920 г. он скончался.

...

По окончании Центрального училища в Лесн. Карамыше, отец попал писцом в контору иностранных поселенцев в Саратове, где научился русскому языку и через год был назначен на должность сельского писаря в с. Россоши (Franzosen), там женился на моей матери и, переменив 2-3 раза должность, в 1860 году был назначен волостным писарем во вновь основанный Экгейм.

...

Русская деревня, как известно, систематически выгорает, немецкая же, такая же соломенная, горит очень редко и сгорает очень немного. Я помню только один пожар в нашей деревне и сгорела только крыша конюшни. Когда вы пройдете по улице немецкой деревни, вы на каждом доме, исключая общественные здания, увидите деревянную дощечку с нарисованным на ней ведром, багром, телегой, бочкой и т. п. Это значит, что всякий домохозяин при пожаре обязан немедленно явиться на место пожара с указанным у него на дощечке предметом. И действительно, уже при первых звуках набата все мужское население бежит на пожар с этим предметом, мчатся телега с бочкой воды, у колокольни разбираются багры и относятся на место пожара, а если есть пожарная машина, которая также должна стоять у колокольни, то и ее тотчас же перевозят и начинают качать воду, но чаще растаскивают горящее здание баграми и заливают водой из ведер. Немецкие селения не застроены так тесно, как русские: на задних дворах не устанавливаются финиальные отделения гумна. Летом строжайше запрещается варить что-нибудь дома; с наступлением теплого времени всякая варка происходит только в летней кухне, где гореть нечему, так как вся она состоит из глины. Как только поднимается ветер, всякий огонь заливается водой, и не разрешается разводить огня, если б даже 2-3 дня пришлось бы питаться в сухомятку. Зимою разрешается ночью входить в конюшню только с хорошим фонарем.

...

Колонии, как я уже говорил, находились в полном заведывании конторы иностранных поселенцев, находившейся в Саратове, на Соборной пл. в доме, в котором до последнего времени находилась Казенная Палата. Управлял конторой Oberrichter, в лице которого объединялась высшая административная и судебная власть для колонистов. Никакая губернская власть не имела никакого отношения к колонистам

... 

     Oberrichter объезжал в летнее время колонии для ревизии волостных правлений. Приезд его был большим событием. Его помещали в дом старшины, причем, конечно, вся семья должна была исчезнуть из дома. Кормили его "праздничными" блюдами. Дом оберегался несколькими выборными от волости. Чтобы не прозевать его приезда, хотя это и было трудно, так как он ездил только днем и день приезда был точно установлен, на колокольне находились любители-наблюдатели, которые не отводили глаз от дороги, по которой Oberrichter должен был приехать. Лишь только карета его была замечена, сейчас же раздавался колокольный звон и с этого момента никто не имел права проехать по улице, по которой должен был проследовать кортеж Oberrichter'а. Само собой разумеется, что перед проездом его улица была боронована, укатана, выметена и по крайней мере частью покрыта песком. Кортеж был величествен. Впереди, по бокам и сзади кареты скакали колонисты верхами на лучших своих лошадях, которые в числе 10-12 чел. с утра или вообще заблаговременно отправлялись до границы владений села и принимали там под свою почетную охрану карету Oberrichter'а, от такого же числа наездников из соседней волости. Лошади неслись вскачь и таким же аллюром вся пятерка, запряженная в карету, въезжала в ворота старшинского двора прямо к крыльцу. По улицам села стояли колонисты, каждый перед своим домом, снимали шапки еще за несколько десятков саженей до приближающейся кареты и отвешивали низкие поклоны.

     Если в течение дня кому-нибудь приходилось проходить мимо старшины, то обязательно снималась фуражка, безразлично, был ли кто-нибудь у окна или нет.

     Отъезд совершался таким же образом. В карету впрягалось 4 лошади, а впереди их еще пара с верховым. Впереди, сбоку и сзади форрейтеры. Со двора и по селу лошади неслись вскачь и в таком роде провожали Oberrichter'а до своей границы, где уже кортеж ожидали верховые из соседней волости, где соседняя волость впрягала своих лошадей в карету.

     У Oberrichter'а было еще три помощника. Их также возили на общественных лошадях, но только на тройке и без верховых, а проезд их не вызывал никакого изменения в жизни села и разве только жены старшины и волостного писаря мучились вопросами о том, как бы послаще накормить и напоить начальство, помягче и поудобнее уложить спать.

     На счастье этих дам ни Oberrichter, ни его помощник никогда не оставались дольше одного дня и одной ночи.